Система Михаила Прохорова - интервью русскому GQ"Если вы знаете, сколько у вас денег, – вы не миллиардер",– говорит он. Его деньги считают другие, например журналисты Forbes. По их версии, этот человек замыкает пятерку богатейших людей нашей страны.42-летний миллиардер Михаил Прохоров принял меня в своем офисе на Тверском бульваре. Мы сидим в огромном закругленном зале со стеклянным потолком и колоннами. Каждое слово отдается гулким эхом. «Вот такой странный кабинет,– говорит он извиняющимся голосом, заметив некоторую растерянность в моих глазах. – Но я здесь ненадолго – скоро будет новый офис». Михаил Прохоров находится в процессе раздела бизнеса со своим многолетним партнером Владимиром Потаниным. Я выкладываю последний на тот момент номер GQ с «Людьми года» на обложке. Прохоров указывает на Новикова и говорит: МП -- А вот этого товарища я хорошо знаю.
НУ --Еще бы, «Недальний Восток», наверное, у вас как корпоративная столовая: знаменитый ресторан Новикова – соседнее здание с офисом «Онэксима». -- Нет, мне как раз там кухня не очень нравится. Я вообще не люблю fusion, обычно все игры с формой идут в ущерб качеству... А больше здесь никого не знаю.
-- Да неужто Лагутенко не знаете? И Шнура? -- Нет (в глазах у него озорное ребячество). Я телевизор вообще не смотрю.
-- Ну музыку-то вы слушаете. Наверное, хотя бы когда спортом занимаетесь. iPod у вас есть?
-- Нет, честно, я даже не очень понимаю, что это такое. У меня, как видите, и компьютера нет (он указывает на свой пустой стол). И телефона мобильного тоже нет.
-- Господи, как же вы живете-то? – говорю я с изумлением и сочувствием. -- Вообще технику не люблю. У меня секретарь есть. И телефон в машине. Я 12 часов на работе. Зачем мне ночью мобильный телефон? Человек, который носит с собой мобильный телефон, просто раб. (Михаил понимает, что произвел на меня шокирующее впечатление, и начинает терпеливо объяснять.) Упаси бог, не хочу никого учить или давать советы. Знаете, я всегда придерживаюсь Ларошфуко: «Почему старики любят давать хорошие советы? Потому что у них уже нет сил подавать дурные примеры». Я лучше буду подавать хм... примеры, чем учить людей жить.
-- Про примеры. Мода на Куршевель от вас пошла...
-- Знаете, у нас о жизни богатых людей судят по мыльным операм: как будто они только и делают, что целыми днями лежат под пальмами и тусуются на дискотеках. Мягко говоря, это сильно преувеличено. Я, как и многие российские люди, люблю веселое застолье... Когда мы с сестрой росли, у нас каждый день были гости. Каждый день кто-нибудь приезжал. Дом всегда был открыт. И у меня такая же жизнь: много друзей, приятелей, я очень люблю устраивать нормальные праздники. По пятницам два раза в месяц обязательно хожу в клуб. Танцевать люблю.
-- В какой, например?
-- Из всех клубов «Dяgilev» самый хороший. [клуб "Дягилев" вскоре после интервью сгорел
-прим. ред] Они создали правильную демократичную среду, где все перемешаны. Элита, когда соберется вместе, она же не зажигает. Должен быть микс из разных людей: творческих, живых, веселых.
-- О вашем веселом нраве слагают песни.
-- Помните классическое изречение: «все глупости в мире делаются с серьезным лицом»? Вы знаете, я вообще считаю, что чем больше радости и удовольствий человек может себе позволить, тем лучше для него и мира в целом. Моя философия – это креативные идеи и удовольствия. Если удается совместить и то, и другое, это и есть человеческое счастье. Но оно у каждого свое. Поэтому я никому не навязываю свою модель жизни, она комфортна лично для меня.
Михаил – из числа тех людей, которых принято называть словом connosieur. Любитель жить. -- Давайте сначала про удовольствия поговорим.
-- Их у меня три. Начну с последнего, с еды. (Вместо компьютера на столе у главы «Онэксима» тарелки с пирожными и фруктами, такие же – на нашем столике в диванной зоне кабинета.) Я вообще прирожденный гурман, дружу с поварами, они приезжают ко мне сюда, готовят. В детстве мама не могла заставить меня есть, например, творог с комочками. Или мясо, если мне вкус не нравился. Сейчас я придерживаюсь того же. Если еда некачественная, я лучше вообще есть не буду.
-- Кто из поваров вам больше всего нравится?
-- Есть несколько, например, Вут Брю (Wout Bru). Ему 37 лет, две мишленовские звезды. Он из нового поколения французских кулинаров. Его форма не волнует, он все делает из простейших вещей, но делает это так, что можно сойти с ума. Вут работал зимой первый раз в Le Cheval Blanc в Куршевеле. Его туда Бернар Арно пригласил. Вут просто гений, человек, который придумал свою систему, у него куча молодых учеников и последователей. Лет через десять все будут писать, что Брю – это круто.
-- А у вас не было планов свой ресторан открыть?
-- Я считаю, что это непрофессионально. Хороший ресторан должен содержать человек, который присутствует там все время. Можно сделать ресторан итальянской кухни на пять баллов, как Mario. Но там сидит хозяйка. Как только будет больше трех ресторанов, качество где-нибудь упадет.
-- Ну, у Аркаши-то больше 60 ресторанов.
-- А у него нет ни одного на пять баллов. Все очень хорошие, но это четыре балла. А я люблю, чтобы было пять. В Москве, например, есть такой ресторанчик «Бурчо». Это жуткая стекляшка, но хинкали там лучшие в мире.
-- Знаю, такой сарай на Савеловской.
-- Именно. Но у них гениальные совершенно хинкали! Я с друзьями туда раз в месяц езжу. Из китайской кухни – 3–4 блюда лучшие в «Шатуше». Лучшая русская кухня в «Вертинском».
-- А «Пушкинъ»?
-- Это лучший стилизованный ресторан, он на четверку. Может, только одно блюдо там пятерочное – сладкий медовичок.
-- Значит, Абрамовича можно встретить на Земфире, Дерипаску – на концерте Лагутенко, а вас – в ресторане.
-- Не обязательно. У меня очень хорошая кухня дома: всегда лучшая еда и лучшее вино.
-- Много пьете?
-- Сам я не пью, поэтому веселюсь трезвым. Я могу выпить с едой полбокала вина. Ни разу в жизни не пробовал ничего крепче 20 градусов. Ни водку, ни коньяк, ни текилу, ни виски. Многие не верят.
-- Это как-то со здоровьем связано?
-- Со здоровьем у меня пока, тьфу-тьфу-тьфу, все замечательно. Я просто на вкус крепость не переношу. Даже конфеты с ликером не могу есть. Но дома вино должно быть лучшее. Кстати, лирическое отступление. Я считаю, что самая большая проблема нашей страны – это отсутствие культуры повседневности. Мы всегда с презрением относимся к быту. Эстетическое отношение к жизни, которое так развито в Европе, у нас напрочь отсутствует. Мы считаем, что классическая музыка – это хорошо, книги – хорошо, искусство – хорошо. А вот разбираться в еде, вине, стиле – плохо, вроде как недостойно. Ну да, страна великих писателей и гнилых сортиров.
-- В России читают Льва Толстого и, простите, ходят мимо, бумажки на улицах кидают. У нас произошла подмена понятий, культуру путают с формальным образованием. А ведь именно бытовая культура формирует человека. Даже если брать производство... Первое, на что я обращаю внимание, – рабочее место. Поэтому когда я был генеральным директором «Норильского никеля», я ввел рабочую одежду, сделал ремонт всех бытовок, столовых. Рабочий должен зайти в чистую «евроремонтную» бытовку. Тогда ему станет стыдно, что он пришел в грязных штанах. Это неизбежная вещь. Начинать нужно с изменения бытовых условий. Затем можно требовать повышения производительности труда и всего остального. Правда, поначалу русский человек все разрушает. Вот, сделали мы бытовку – и там сразу открутили умывальники. Не хотите – не надо. Вычли из зарплаты и поставили новые. Еще раз скрутили – еще раз вычли. Через полгода привыкли. Сами стали следить.
-- Начали мы, Михаил, с гедонизма, а кончили проклятой русской жизнью – грязными сортирами и воровством.
-- Я человек системы, все взаимосвязано. Масштабные задачи всегда захватывают, а вот простыми вещами, рутинными как-то скучно заниматься, о них вроде даже стыдно говорить. Это так по-русски. Но если под масштабную задачу не подведен прочный фундамент, она постепенно превращается в фикцию. Как это было при советской власти. Мы же героические поступки любим – реки разворачивать, стройки глобальные. Не то чтобы я был против, одно другому не мешает. Просто первичная задача какая? Если посмотреть на историю нашей страны, у нас всегда ради глобальных задач жертвовали жизнью людей. А в европейской культуре наоборот – ценность человеческой жизни превыше всего. Если принять, что человеческая жизнь лежит в основании культуры, то, ответьте, что важнее для конкретного человека? Правильно – маленькие радости.
-- Я так понимаю, что теория малых дел или маленьких радостей лежит в основе благотворительного фонда Михаила Прохорова. Не поддержка всего прекрасного вообще, а развитие региона Норильска. Не слишком ли провинциальные задачи ставит перед собой человек, который входит в сотню самых богатых людей планеты? К тому же после раздела с Потаниным из Норильска вы уйдете.
-- Давайте не будем говорить о том, кто куда уйдет – это не имеет отношения к нашей дискуссии. Вот смотрите: глобальную задачу поставить очень просто. Нашел идею, объявил о ней во всеуслышание, и так как она глобальная, то рассчитана не на сегодня, а на 15–20 лет. В результате можно ничего не делать. Я так не умею, я человек крайне практический. «Норильский никель» – это целая страна. Хотя Норильск – полуостров, люди называют другую землю материком. У них абсолютно островное сознание. Там сложилась специфическая культура, замешанная на ГУЛАГе. Чтобы что-то менять, нужно менять всю систему. Прежде всего надо двигать культуру – от бытовок до городского пространства, пробудить сознание, инициативу, интерес к жизни – а потом менять производство, а не наоборот. Сначала культурная революция, потом промышленный переворот. Так всегда.
-- Ваш фонд еще покровительствует опере эпохи барокко. Барокко-то здесь при чем?
-- Фонд действительно силен прежде всего в региональной части, но мы также стремимся реализовать и некоторые эксклюзивные проекты. Да, фонд поддержал постановку оперы «Борис Годунов», написанную немецким композитором Иоганном Маттезоном задолго до появления трагедии Пушкина и музыки Мусоргского. Во-первых, это интересно, она посвящена переломному этапу в русской истории (похоже на то, что мы сейчас переживаем), во-вторых, сам жанр барочной оперы в России прочно забыт. Когда группа энтузиастов занимается необычным делом, нам это интересно. Я еще оркестр Михаила Плетнева поддерживаю, теарт-студию Льва Додина...
-- Театр любите?
-- Парадокс в том, что не очень. Я в этом смысле счастливая находка для культурного сообщества. У меня нет ни слуха, ни голоса, и я не люблю петь. Я равнодушен к театру, оперы просто не люблю, но я понимаю их значение. Благотворитель, для которого культура – хобби, крайне опасен, поскольку он начинает навязывать свой вкус. Умный профессионал ему подыгрывает, и создается ситуация, когда благотворитель может большими деньгами нанести большой вред культуре. Мой подход другой. Я рассматриваю культуру как важнейший рычаг социальных изменений. Я участвую лишь в выработке стратегии. А вот наполнение – это вообще не мое. За него отвечают эксперты по каждому из направлений. Многое из того, что мне предлагают, мне не нравится, но я не считаю возможным говорить об этом экспертам. Я стараюсь не выказывать свои пристрастия.
-- Хорошо. Театр не нравится, опера тоже. Может, есть любимые фильмы, книги?
-- Слово «любимый» у меня всегда связано со словом «ограниченный». Я люблю многие вещи, поэтому у меня нет любимой книги, нет любимого музыканта, нет любимого фильма. Все хорошо к месту. К тому же в некотором смысле я немножко Шерлок Холмс. Зачем знать то, что не помогает в работе? Я художественную литературу вообще не читаю. У меня нет времени, да и не интересно, если честно. Иногда по выходным смотрю разные работы по функционированию и переустройству систем, про теорию хаоса. Что-нибудь из Фукоямы. О мировой экономике. Мне все время нужно быть в курсе новых открытий и тенденций. Я должен предсказывать будущие проблемы. Роль культуры я принимаю и чувствую, но ее внутреннее наполнение не является той целью, которая меня стимулирует. Западные фильмы смотрю только в самолете, и в основном это дурные боевики, чтобы отвлечься. Из российских картин мне нравится «Бригада», «Двенадцать» (вот вчера посмотрел, очень хороший фильм), пожалуй, «Брат» и «Штрафбат».
-- «Бригада» – это что, фильм про вас?
-- Нет, я был с другой стороны, извините. Я с такими, как бригада, боролся.
-- Ну слава богу.
-- Вы же понимаете, если вы были кооператором в конце 80-х, вы не могли не контактировать с криминальной средой. Я никогда никому не платил, поэтому были определенные сложности. Но мы их все героически преодолевали.
Любовь к нестандартным идеям и менталитет победителя – основа успеха бизнеса Михаила Прохорова. -- Газеты читаете?
-- Две: «Коммерсантъ» и «Советский спорт». Я спортом сильно увлекаюсь. Это, кстати, мое второе самое большое удовольствие в жизни. Собственно, я совладелец баскетбольного клуба ЦСКА, футбольного клуба «Москва», хоккейного ЦСКА. У меня отец больше 20 лет работал в Спорткомитете СССР, был довольно крупный функционер в советское время. Поэтому спортивная жизнь у нас бурлила с самого раннего детства.
-- Я вас сейчас оторвал от спорта?
-- Нет, у меня будет двухчасовая тренировка вечером. Я каждый день занимаюсь.
-- А чем именно?
-- Кикбоксинг, различный функциональный тренинг под те виды спорта, которыми увлекаюсь. А это аквабайк, футбол. И акробатика – прыгаю на батуте. Я занимаюсь по собственной системе, мне одного вида спорта недостаточно, мне нужна гармония различных нагрузок. Я ставлю себе задачи и медленно продвигаюсь вперед. Для меня это и хобби, и часть общефункционального процесса, спорт словно наркотик. Он помогает всегда быть спокойным, тонизирует. У меня железные нервы. Так что по Чехову – и душа, и тело. (Прохоров показывает мне небольшой тренажерный зал, примыкающий к кабинету: шведская стенка, бегущая дорожка, велосипед, пара кроссовок огромного размера, штанга.) Я когда бегу десятку, для меня это идеальное время подумать. Я бегу, и все концепции сами собой додумываются.
Прохоров серьезно занимается кикбоксингом, и это, по его словам, положительно влияет на нервы. -- А кикбоксингом как вы занялись?
-- Да я еще в школе увлекся карате, потом другими видами спорта, а затем где-то в 1987 году решил возобновить. Начал опять с карате, но вскоре переквалифицировался на кикбоксинг.
-- Это же достаточно агрессивный вид спорта.
-- Да, он жестокий. В голову мне бить нельзя, а по корпусу – все по-взрослому. Я только боями и занимаюсь. Для меня тренировка – это не работа над техникой, это спарринг два раза в неделю. Последние 18 лет меня тренирует довольно известный человек, Юрий Николаевич Рындин, ныне президент Российской федерации кикбоксинга.
-- Вы сказали, что вы очень спокойный человек именно по этой причине.
-- У меня хорошие нервы, я никогда не выхожу из себя. Видимо, это надо как-то компенсировать. Хотя проигрывать не люблю.
-- Много дрались?
-- В армии первые месяцы – по два-три раза в день. Кто служил в армии, знает, что я имею в виду. Ну, во дворах дрались, конечно. Ну а так это для удовольствия. Мне есть с кем драться в моей непосредственной работе. Поэтому самоутверждаться кулаками не обязательно. Тем более настоящий мастер побеждает духом. Это восточная философия. Когда мастера встречаются, они смотрят в глаза друг другу, и один признает поражение. А кулаками махать – последнее дело. Наш бронепоезд должен стоять на запасном пути... Еще я увлекаюсь горными лыжами, только в экстремальном варианте. Никаких расчищенных трасс.
-- Как же вы без Куршевеля будете жить? Там же лучшие спуски в Европе.
-- Вы сами понимаете, пока передо мной не извинятся за эту провокацию, я во Францию не поеду. Думаю, что смогу их убедить извиниться.
-- Вы любите французскую гастрономию, Французские Альпы. Потерять Францию – наверное, неприятно.
-- Абсолютно нет. Нормальный человек не может зависеть от одной отдельной заграницы. Но я на куршевельский эпизод смотрю как на жизненный опыт, который тоже позитивен.
-- Вы от ареста испытали шок?
-- Нет. Я классический кризис-менеджер. Чем тяжелее ситуация, тем больше она меня эмоционально будоражит. И мне было интересно подавить следствие. Так что в принципе я не без гордости сознаю, что не всем удавалось проторчать четыре дня во французских застенках.
-- Виза-то шенгенская у вас есть?
-- Виза шенгенская у меня есть.
-- Иными словами, этот скандал не коснулся свободы передвижений?
-- Ограничений никаких у меня нет.
Как-то я общался с пиарщиком из «Интерроса», он на Потанина работал. И вот после одной из ваших вечеринок сидит парень весь бледный, газеты листает, а у самого руки дрожат. Боится увидеть фото с вечеринки. И все время приговаривает: «Ну когда же он женится?» Так когда же вы женитесь? -- Я очень рано начал заниматься бизнесом, когда еще учился в институте. Не до семьи было. В 1985 году я сформировал сеть бригад для таких же, как я, вернувшихся из армии – мы разгружали вагоны. Два-три раза в неделю мы ездили к шести утра и зарабатывали 30–40 рублей в день. Я три года этим занимался: с 1985-го по 1988-й. Мы получали по 400–500 рублей в месяц. У нас не было проблем. Всю стипендию я отдавал родителям. Еще давал 100 рублей в общую семейную копилку и был этим дико горд. На веселье у меня – обычного студента – были свои деньги! Затем я создал кооператив, который поначалу варил джинсы. В нем отработало множество моих нынешних друзей. Наверное, за всем этим я и пропустил тот период, когда люди занимаются поиском своей второй половины. У меня была куча дел, учился я на «отлично». Нет, вру, одна четверка была на последнем экзамене по международному праву...
-- И все-таки. Ходил какой-то слух, что вы в 42 года женитесь, то есть прямо сейчас.
-- Эта история была ровно наоборот. Я поспорил с одним своим приятелем еще в институте, что не женюсь до 42 лет. Слово я сдержал – до 42 не женился.
-- А дальше?
-- А дальше будет видно. Как я жил 15 лет назад, так и живу в свое удовольствие. Зачем же все менять? Когда что-то надоест, тогда и надо менять.
-- «Слово «любимый» всегда связано со словом «ограниченный» – это вы хорошо сказали.
-- Да, я считаю, что любая привязанность ограничивает личность. Зачем замыкаться?
-- Мы когда о встрече договаривались, вы сказали, что у вас быт все-таки не очень устроен?
-- У меня его просто нет.
-- Но дом же у вас есть.
-- Есть, я там иногда ночую. Вот, собственно, и все. Ну, гости приходят. Вечеринки провожу. А так мне все равно. Когда снегопад, я ночую в Москве, у меня здесь есть маленькая квартирка 60 метров, чтобы не терять время на дорогу. У человека, который женат, есть бытовые обязательства. У меня их вообще нет. Мне не надо идти за молоком, выносить мусор и стирать пеленки, это я образно, конечно. И я от этого кайфую.
-- Понятно, вы захолостели окончательно.
-- Никогда не говори «никогда». Столько уже на этом обжигались! Старые холостяки начинают постепенно бояться, что их кто-то схватит. Вот я абсолютно не боюсь. Схватят – значит, схватят.
-- Ну, вы должны вдвойне бояться, потому что у вас очень много денег.
-- Не боюсь вообще.
-- Не боитесь, что будет как говаривала Раневская: «Ему нужна не я, а моя жилплощадь»?
-- Абсолютно нет. Я считаю, что это полный бред. Нельзя отделить человека от его достижений. Подходят друг другу люди или нет – только это является основой брака. А где они нашли друг друга – вместе выходили из трущобы или познакомились на модной тусовке, не имеет никакого значения для совместного проживания. Поэтому мой рецепт таков: если испытываешь кайф от отношений, не надо копаться. Почему? Не надо радость любви портить собственными домыслами – чего это она со мной? Ну какая тебе разница? Если тебе хорошо. По-простому, пусть лучше тебя 2–3 года цинично используют и ты живешь в полном кайфе, чем двадцать лет мучаешь себя всякими сомнениями. Нравится – пользуйся, не нравится – расходись.
-- Получается, что в личной жизни вы не живете как бизнесмен. Скорее сегодняшним днем.
-- В быту у меня никакой стратегии нет. В то небольшое время, которое остается после работы, я радуюсь жизни. Но, если честно, после четырех дней отпуска я начинаю скулить, мне хочется обратно в офис. То есть я иногда себя заставляю и 7, и 10 дней отдыхать. В январские праздники, например, можно вернуться в Москву, но тут просто нет ни души. Вот я себя и уговариваю: десять дней есть на отдых! Оттого, наверное, и отдых у меня бурно проходит. Я должен больше отвлекаться, чтобы не было вот этого: хочу обратно на работу. Потому что через четыре дня у меня голова проветрилась, отдохнула... мозги больше 4—5 дней не могут без проблем. Это как наркотик. Работать по 12 часов в сутки – мое первое и самое большое удовольствие в жизни. Я на работе все время энергетически заряжен. Не понимаю, как это можно прийти домой, лечь на диван и ничего не делать. Еще я не понимаю, зачем люди на работе делают комнату отдыха.
-- Видимо, чтобы трахаться с секретаршей.
-- Но работа – это же святое! На работе работают!
-- Forbes предполагает, что ваше состояние насчитывает 15 миллиардов долларов.
-- Понятия не имею. Есть такая пословица: если вы знаете, сколько у вас денег, вы не миллиардер. Поэтому пусть считают другие. Мне это не интересно.
-- Но вы согласны с вашим местом в российском или американском рейтинге журнала Forbes?
-- Мне все равно, честно.
-- Зато девушкам, которые скупают номер с российским рейтингом, – нет. У меня с девушками никаких проблем, так что меня можно вычеркнуть из списка. Я эти вопросы сам решаю. Никакой Forbes не сможет побороть Куршевель.
-- Потанин обиделся на куршевельскую историю?
-- А ему что? Он-то от французов орден получил после этого.
-- Это взаимосвязано?
-- Ну конечно, нет.
-- Вы начали развод после Куршевеля?
-- Нет, мы начали аккуратно обсуждать эту возможность до. Вероятно, Куршевель ускорил процесс.
-- У вас с Потаниным был мощнейший альянс, беспрецедентный в России.
-- Да он и в мире беспрецедентный. Но зато есть чем похвастаться. Есть результат.
-- Вы сначала подружились, а потом занялись бизнесом?
-- Я тогда работал в банке, а он счет пришел открывать. Привел его Александр Геннадьевич Хлопонин, известный ныне губернатор Красноярского края. Сначала был, естественно, рационализм и взаимодополняемость в бизнесе. 1+1 – это больше, чем два. Потом сложились дружеские отношения. Мы и отдыхали долгое время вместе, но он-то все больше с семьей, а я холостой. Ему нравятся застольные игры, а мне футбол. Я за столом вообще не могу сидеть: всякие домино, монополии, шахматы, шашки – это не мое совсем.
--То есть это был конфликт двух личностей.
--Да не было у нас никакого конфликта. Мы просто стали большими, и у нас сформировалось разное стратегическое видение. Раньше все было в «Онэксим-банке», и мы одинаково воспринимали процессы, происходившие в экономике. Потом Володя больше занимался лоббизмом и сделками, а я сел в кресло генерального директора «Норникеля». Разная работа привела к разному видению стратегических задач. А когда два равных партнера имеют разную стратегию, довольно сложно направлять общие деньги на развитие того или иного бизнеса. Видимо, настала пора разводиться.
.......
-- А сколько людей работало на вас с Потаниным?
В «Норникеле» больше 100 тысяч. В «Росбанке» – 12 тысяч. Много. А Норильск надо считать семьями. Все вместе – полмиллиона человек.
-- Вы когда от денег впервые кайф ощутили?
-- Дважды. Первый раз – когда я разгружал вагоны и заработал 300 рублей. Представляете, в 20 лет! Я ощущал себя мужчиной. Второй раз – когда купил в 1988 году 13-ю модель «Жигулей». Двухлетку, между прочим. В «девятки» и «восьмерки» я не влезал, у меня ноги упирались в торпеду. (Прохоров баскетбольного роста, я ему примерно по грудь.) Дикий кайф, когда через три месяца любую девушку можешь пригласить в кооперативное кафе. Все остальное вообще никакого смысла не имело. И я больше остроты не помню.
-- А когда вы поняли, что очень богаты?
-- Да я вообще об этом не думал. Речь идет об эффективности твоего труда. В чем-то же надо ее измерять. Вот у нас измеряют бизнес в деньгах. А мне просто моя работа нравится, я сюда каждый день с радостью хожу.
-- И все же стиль жизни у вас сильно изменился.
-- Ну, естественно, возможностей сейчас больше. Но ночевать я могу где угодно. Для меня шик не имеет никакого значения. Я с удовольствием езжу в Турцию кататься на серфе. И там есть отель две звезды. Меня все друзья ругают. Там кондиционер не работает, воды нет. А мне это напоминает студенчество, когда я в лагеря ездил. Я просто кайфую. Такой спартанский образ жизни. Единственное – еда должна быть хорошая.
-- Что помогло вам добиться успеха?
-- Успех в конечном счете определяется двумя факторами: 50 % зависит от первого номера, 50 % – от команды. Видимо, у меня есть талант собирать вокруг себя большую команду и вести ее. Не секрет, что, когда мы работали вместе с Потаниным, большинство людей пришли через меня. Я работал как главный хедхантер, находил, привлекал, ставил. А Володя пользовался этой командой и добивался результатов на своих участках. То есть больше 90 % человек пришли либо через меня, либо через тех, кого я привлек. Это, видимо, идет еще с институтских времен, когда я бригады собирал, кооперативы делал. Правда, в бизнесе важно не просто иметь правильную стратегию, но и уметь ее реализовать в нужное время.
-- А конкретнее?
-- Приведу такой пример: у вас есть дети, и сын талантливый, способный, отличник, вы можете оставить ему деньги, дать образование, но вы никогда не передадите ему успех. И всегда появятся талантливые самоучки, которые придут из ниоткуда и обгонят вашего родственника, потому что есть нечто, что не передается. Это может быть интуиция, алогичность поведения. Скажем так, задним умом все крепки: почему он добился успеха? А вот когда вперед смотришь – все неочевидно. Поэтому успех передать нельзя. Один успешен, и не понятно, как достигает успеха. А другой вроде работящий, отличник, а у него ничего не получается. Это как теория хаоса. Существует связь между взмахом крыла бабочки, которая летит в Австралии, и ураганом в Латинской Америке. Связь можно проследить, но трудно сформулировать. То же самое в теории успеха. Есть некоторые составляющие, но формулы нет. Зависит от массы факторов, которые невозможно заранее просчитать.
-- Если нет формулы, то, значит, никакой успех не гарантирован. Вы не боитесь, что однажды потерпите крах?
-- Это может случиться со всеми без исключения. Жизнь и бизнес – жестокая штука, нельзя терять форму ни на секунду. Кто-то думает, что в малом бизнесе больше рисков. Скажем так, там просто другой масштаб ошибок.
-- А нет ли противоядия? Нельзя ли создать систему, которая придаст устойчивость вашей компании?
-- Я создаю свою систему и постоянно ее меняю в зависимости от изменения среды. А также сам пытаюсь активно работать со средой, чтобы продвигать те идеи, которые мне кажутся верными. Это улица с двусторонним движением.
-- Куда же вы теперь намереваетесь двигать «Онэксим» после развода с Потаниным?
-- Энергетика. Как мне кажется, я знаю, как будет выглядеть мировой энергетический баланс в ближайшие 10–50 лет.
-- Как?
-- Если взять историю человечества, то у каждой эпохи своя энергетическая доминанта: древесина, уголь, нефть, газ, сейчас на новом витке доминанта пропадает. Мир движется к диверсификации. Здесь будет прорыв, 100 процентов. Поэтому я этим занимаюсь. Мы вкладываем в исследование альтернативных источников энергии несколько десятков миллионов долларов в год.
-- Не боитесь, что это рискованно?
-- Брать на себя риск – это то, что каждый день делают бизнесмены. Если хочешь избежать риска, не надо в бизнес идти вообще. Я люблю нестандартные условия. И даже в новых направлениях ориентируюсь на нестандартные идеи. Купить землю на Рублевке, построить дома и нажить денег – это мне не интересно.
-- Не интересно или невыгодно?
-- И то и другое. Чем выше риски, тем больше прибыль.
-- А как вам ситуация в стране?
-- Мне нравится, что наша страна начала ставить амбициозные задачи. Жесткие, амбициозные задачи в позитивном ключе усложняют занятие бизнесом. Я как раз специалист по сложностям. Нас интересует первое место в мире, и это очень круто. И даже если пока у нас нет оснований, мы будем строить концепцию развития страны и частных компаний под первое место. А не на «выход из группы». Пусть пока нет базы, нет игроков, но сама цель подталкивает к их созданию. Быть крутым среди второго-третьего десятка – это одна игра. Быть крутым на уровне первой восьмерки – совсем другое.
ТЕКСТ: НИКОЛАЙ УСКОВ. ФОТО: СЛАВА ФИЛИППОВ. N12 Декабрь 2007 ПЕРСОНАСтатья в интернете тут>> 
